Читать интересную книгу Космос за дверью. Рассказы и повести - Сергей Глузман

– Не совсем еще, – ответил доктор, усаживаясь на снег рядом с ней – Вон видишь окно на первом этаже. Ты там лежишь. За тебя дышит машина.

– Раз еще не умерла – значит, уже скоро, – сказала Лена, словно не слыша его слов.

– Не знаю, – пожал плечами доктор. – Посмотрим.

– А как вас зовут? – спросила она.

– Саша, – ответил доктор, – И не надо на вы, здесь так не принято.

– Хорошо, – сказала Лена. – А что ты вообще тут делаешь?

– Дежурю, – ответил Саша.

– Ты же вчера дежурил.

– Вчера я в больнице дежурил, – сказал он, – а сегодня здесь, на улице.

– Первый раз слышу, чтобы врачи по ночам на улицах дежурили, – проговорила Лена.

– Иногда дежурят, – сказал Саша. – Наши из реанимации все здесь бывают. Раньше и главврач дежурил, а сейчас перестал.

– Почему?

– Не знаю, разучился, наверное. Хотя раньше по нескольку суток тут сидел.

– Подожди-ка, – сказала Лена, разглядывая большой мусорный бак, который был виден сквозь докторскую фигуру. – А ты что, тоже прозрачный?

– Угу.

– Значит ты тоже уже почти в гробу?

– Нет, – сказал он. – Я просто сплю.

– Странно, – сказала Лена.

– Ничего странного, – спокойно ответил доктор. – Обычное дело. Дежурство как дежурство.

– А он знает, что ты здесь дежуришь?

– Кто?

– Ну тот, больничный

Саша пожал плечами.

– Догадывается, – наконец сказал он. – Но точно не уверен. Этого никто не может знать точно. Тем более, сны быстро забываются. Утром он еще что-то помнит, а днем уже нет. Днем у него голова совсем пустая.

– Ясно, – сказала Лена. – Я все поняла. Теперь можешь идти.

– Куда? – спросил доктор.

– Не знаю куда. Куда хочешь. Обратно спать.

– Я и так сплю.

– Послушай – сказала Лена раздраженно. – Ты мою записку читал?

– Читал, – ответил Саша.

– Для тебя, между прочим, писала. Чтобы ты не лез ко мне со своими электродами и разными дыхательными машинами. Понял?

– Понял, – сказал Саша.

– Ну так и иди отсюда.

– Не пойду.

– Ах так! – зло сказала она – Я сейчас закричу, что ты ко мне пристаешь. Тебя заберут и посадят.

– Кричи, – сказал Саша. – Все равно никто не услышит.

Она раскрыла рот и громко завизжала. Её крик растворился в вое ветра.

– Ну раз ты не уходишь, я сама уйду, – зло сказала она.

– Только в больницу, пожалуйста. Вон в то окно.

– Не пойду я в твою больницу.

– Ты сейчас больше никуда кроме больницы уйти не сможешь, – ответил он – Не готова еще.

– А что, у тебя уже уходили? – спросила она.

– Всякое бывало – неопределенно проговорил Саша.

– Когда же я буду готова?

– Возможно к утру. По крайней мере, я дежурю только до утра.

– Ну, раз так, тогда я буду спать.

– Нет, – резко сказал доктор, поднимаясь на ноги и глядя на неё в упор. – Этого делать нельзя. Замерзнешь.

– Испугался, – сказала она злорадно. – А я буду спать тебе назло. Чтоб ты от меня отвязался.

– Послушай, – сказал он, стоя над ней, – ты сама не понимаешь, что делаешь. Сейчас сделаешь глупость, потом долго будешь жалеть.

– Я уже тысячу раз обо всем пожалела, – зло проговорила Лена. – Понял, ты, градусник ходячий. Мне больше уже ничего не нужно. Ни городка этого промерзлого, ни больницы твоей дурацкой, ничего. Ты думаешь, я просто так этих таблеток нажралась, дурак ты безмозглый. Я ведь жить не хочу, понимаешь. Я уже такой боли натерпелась, что все твои электрические примочки, это – тьфу. У меня уже больше нет ничего, – она вдруг заплакала. – Вот как я тут голая сижу, и все. И больше у меня ничего нет. У меня пусто там, – она стукнула маленьким кулачком себе в грудь. – Я урод бесталанный. Глупый урод, которому не надо было на свет рождаться. Только меня никто не спрашивал, хочу я сюда или нет. А еще ты, тут со своими нотациями.

– Я понимаю, – сказал Саша, вздыхая, затем глянул на часы и снова уселся на снег.

– Что ты на часы-то смотришь? – сказала она, вытирая слезы – Считаешь, сколько тебе еще здесь со мной сидеть. Могу тебя обрадовать – недолго.

– Пока ты здесь, я никуда не уйду, – угрюмо ответил он.

– Ну и сиди, как идиот. А утром проснешься и скажешь – ну и бред мне снился.

– Не скажу, – ответил Саша. – Я уже такого на этих дежурствах насмотрелся…, – и он только махнул рукой.

– Ну хорошо, ну скажи мне, ты что – священник, чтобы ко мне в душу лезть? Ты что, все знаешь да? Может ты святой, – спросила она со злой усмешкой – Ах ваша святость, разрешите вам ручку поцеловать. Да? Может тебе кланяться надо? Может на колени перед тобой стать? Так ты скажи только.

– Нет, не святой, – сказал Саша.

– Тогда откуда ты все знаешь, раз ты не святой, а такой же идиот, как и все остальные?

– А я и не говорю, что все знаю, – сказал Саша.

– А чего тогда меня пугаешь: пожалеешь, пожалеешь.

– Видел потому что.

– Что ты в своей вонючей больнице видеть мог, кроме анализов, да клизм?

– Видел, – повторил Саша упрямо.

– Ну что, что ты там видел – ангелов, чертей?

– Я не знаю, что, – сказал Саша. – Ты думаешь, они тебе представляться будут. Добрый вечер, моя фамилия Вельзевул. Прошу любить и жаловать. Если понадоблюсь, не затруднитесь по телефончику позвонить – 666. Прямо в ад попадете. Там меня каждый знает.

– Глупости все это, – сказала она – Бред сивой кобылы. Ты наверно клей нюхаешь – «Момент». Или наркотой колешься. Тебе, небось, и далеко ходить за ней не надо. В больнице все под боком.

– Дура – сказал он.

– Была дура, да вся вышла. Я раньше тоже во всё верила. Что мне не скажи, в то и верила. И в чертей, и в ангелов, и в высшую справедливость. А сейчас не верю. Потому что нет ничего – понимаешь. Ничего этого нет. Я когда экзамены в театральный сдавала, я ведь к ним, как к людям. Понимаешь. Я им стихи читала. А они…

– А что ты им читала? – спросил Саша.

– Да, ерунду всякую.

– Ну, прочти.

– Зачем тебе?

– Надо, прочти.

– Ну на, – сказала она – Только отвяжись, – она медленно поправила прозрачной рукой челку на лбу и произнесла – Хуан Рамос. Без названия, – зачем помолчала немного и заговорила глядя в темноту неподвижными глазами:

Ночь

устала

кружиться…

Сиреневых ангелов стая

Погасила зеленые звезды.

Под фиалковым пологом даль полевая

проступила, из тьмы выплывая.

И вздохнули цветы

и глаза разомкнули.

И запахла трава луговая.

И на розовой таволге – о, белизна тех объятий,

полусонно слились, замирая,

Как жемчужные души

Две юности наши

Возвращаясь из вечного края.

– Хорошие стихи, – сказал Саша, когда она замолчала.

– Дрянные, – ответила она – А ты знаешь, что мне этот лысый режиссер из комиссии сказал? Ну не мне прямо, а комиссии. Но я все слышала. Я ведь прямо перед их столом стояла.

– Что?

– Сказал, что у меня фактуры нету. А и те закивали, как китайские болваны.

– А что это такое?

– Что?

– Ну фактура эта.

– Дурак ты, а еще доктор.

– Может быть.

– Фактура – это… Ну в общем если б я переспала с ним, то у меня все было бы. И фактура, и фигура, и все остальное.

– Он тебе что, предлагал?

– Нет, но мне девчонки говорили – самое верное средство. А я гордая была. Решила, если у меня талант есть, я и так поступлю. А таланта-то и не оказалось.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда. Раз поперли меня, значит, нет ничего. Понял? Ничего нет. И что тебе за охота с уродом разговаривать. Без фактуры.

– Меня твоя фактура не интересует.

– А что тебя интересует? Ну скажи что? Вас же всех только одно и интересует. А меня даже и пощупать нельзя. Я вон совсем прозрачная стала.

– Я тебя щупать и не собираюсь, – сказал Саша. – Я на работе.

– Ну и сиди, дурак, на своей работе, – ответила она и снова заплакала. – Ну скажи, чего ты ко мне пристал?

– Нужно так. Я и сам этого толком объяснить не могу. Просто знаешь, на реанимации много умирает. У нас заведующий отчет делал – тридцать шесть процентов умирает от всех поступивших.

– Так вы таким способом решили план выполнять? – спросила она с издевкой – Кто-то повышает поголовье скота, а вы по улицам как привидения шастаете и поголовье живых пациентов повышаете. Мало того, что там издеваетесь, – она кивнула на больничные окна – током бьете, так и здесь от вас житья нет.

– Ты ничего не понимаешь – сказал Саша.

– А что я такого понимать должна?

– А то, что когда человек умирает, он не умирает вовсе, а куда-то проваливается.

– Ну и пусть.

– А когда ты совсем рядом, когда все это прямо на твоих глазах происходит, то и ты тоже туда заглянуть можешь.

– Куда туда?